- Так, что там с малахаем произошло?- напомнил о своём дед.
- Исч ферштейн нихт, – машинально ответил младший, всё ещё витающий в своих воспоминаниях.
- Пферд? На лошадь променял? – по-своему перевёл глуховатый дед. – Це добре, це бьен! – не посрамился перед внуком знаниями языков Бывалый старший, который в своё время тоже кое-где побывал.
- Лошадь? Скорее кобылка! – мысленно ответил деду шаловливый внук, вспоминая устроенные в Хотеле скачки, ржание, смену подков, взнуздывание, вздыбливание, взбрыкивание и закусывание удил, происходившие то одновременно, то в совершенно в непредсказуемой последовательности.
- Vyměnil, - почему на чешском ответил внук.
- С выменем? – дед аж поперхнулся, представив внучка верхом на корове!
-Та нi, дiдусь! փոխանակում (обмен) произошел, - уточнил внук на армянском.
- А, чейнч! – понятливо закивал головой дед, вертя в руке тирольский головной убор с пером.
- Чей? Йогана! – ответил младший, следивший за манипуляциями рук деда, и улыбнулся, вспомнив, как ловко Эльза провела вусмерть окосевшего немца, назначив ему свидание у городской ратуши. Чмокнув Йогана в лысину и, напялив на его голову остатки штруделя, выпроводила за дверь. Меха малахая достались ей заслуженно, о чём Ванюша ни разу не пожалел. Да и шляпа с пером придавала ему вид лихой и конспиративный. Если бы не нос картошкой и шотландская юбка, совсем бы за своего, истинно тирольского сошёл бы.
- Чаёк привёз? – опять понявший своеобразно ответ, переспросил дед. - Цейлонский? Давай, заварим!
-Цей! Щей! Лонгских! Наваристых! – передразнил деда внук, сглотнув слюну. – Давай, дед, не жмись! А то я не знаю, где твои долляры с пиастрами в кубышке зарыты! Сам же показывал пред моим отъездом, всё думал помрешь не дождавшись...
Последовавшая немая сцена, как в «Ревизоре» Гоголя, была нарушена жалобным писком мыша – метростроевца, застрявшего на другом конце туннеля, пробитого им в горе рокфора.
(Продолжение следует) |
