Снур Миронский Обрывки из неопубликованного
...Было хмурое зимнее утро. Холодный ветер завывал за окнами. Скулили собаки. Как оголтелые орали птицы. Кровавый рассвет озарял небосклон.
Вроде бы ничего не предвещало беды...
- Ну что, Уодкинс, не прогуляться ли нам по Гопстоп-Стрит? - задумчиво спросил Шарик Хлопс у своего верного спутника.
* * *
В то же самое время, но в другом полушарии, недалеко от устья реки Парагвай, на закате, в своем старом ранчо дремал необычный, пожилой человек...
Необычным в нем было все - от другого полушария, до устья реки Парагвай.
А особенно необычным было то, что у него полушария поменялись местами.
И благодаря этому мир он видел зеркально. И в этом зеркальном мире всё было фекально.
Плохо было, короче говоря.
Включая то, что слишком давно не было писем от старого друга Шарика Хлопса и его помощника.
Имя помощника старик никак не мог вспомнить. То ли Уотс Докторсон, то ли хрен с горы.
А! Вроде, Пивкинс... Но скорее - Водкинс. Да! Водкинс! Лейтёха, присвоивший себе чужую славу. Бумагомарака из канцелярии президента.
Не зря его вышибли оттуда...
- Туманный Отливон... Не до нас им - хмуро думал Сандро Гонсалес де Педро Мария Аварес (а именно так звали подрёмывающего старика).
- Полковнику никто не пишет. Зато пишут лейтенанту запаса.
- Ему всегда везло, этому выскочке, - продолжал размышлять старик. - Всего-то дослужился до лейтенанта, а письма получает мешками. И почему? Да потому, что совершенно случайно обезвредил крупную шайку Чубайсера-Березуцкого.
Старик Гонсалес посмотрел на закат и ничего не увидел.
- Однако... - пробурчал он.
* * *
- ... Однако, как мало осталось людей, способных испытывать острую необходимость в уважении к старшим, - пробурчал старый фермер.
Закатный небосклон излучал омерзительный зеленоватый свет. На таком гнусном фоне внезапно промелькнула фигурка одинокого траппера (или рейнджера?). Да это не суть важно.
Один чёрт дожидаться надо было почтового фургона, который до этого богом забытого уголка добирался очень редко.
Невеселые мысли Гонсалеса прервал скрип открываемых ворот в трех с половиной милях к юго-востоку от ранчо.
- Чу! - подумалось ему левым полушарием. - Неужели фургон?
Но слишком уж тревожным был тот скрип.
Не был он похож на забытый звук почтового дилижанса.
Де Педро коротким свистом подозвал Пуделя - так звали огромного черного английского дога.
Собака подбежала не сразу. Остановилась, потупив взор и явно пытаясь что-то скрыть от проницательного зеркального взгляда хозяина.
У Пуделя, слава богу, было только одно полушарие - правое. Ещё точнее - это был шар. И ему незнакомы были тревожные сомнения, одолевающие старого Гонсалеса.
Он осознавал это своим собачьим умом, и даже чувствовал некоторое превосходство перед стариком, глядящим сейчас в сторону заката.
- Опять нажрался сникерсов?! - рявкнул старик Гонсалес.
- Что ты, что ты, старый пердун... - подумал пёс, а вслух как обычно преданно сказал: "Гав!"
- Гав, гав... - ворчал де Педро Мария. - Чё бы умное сказал, скотина одношарая... Думаешь я тебя просто так позвал? Нет. Не просто так. Поди-ка проверь-ка как там в оружейном складу - всё ли ладно. Показалось мне, что гости к нам пожаловали. - продолжал старик. - Незваные гости... Хуже русского татарина. От этих добра не жди - какую-нибудь пакость завсегда сотворят... И ранчо спалить могут и скотину угнать...
Могут-то могут, да вот нету у меня ничего. Скотину всю поел. А ранчо... Ранчо напрокат взято у Бергамо да Коста. Невелика потеря
будет, если спалят.
Гонсалес уже лет восемь, как жил со скотиной. Пудель был внебрачным.
А скотина не родила ни хрена.
Нива тоже.
Правильно говорил старый друг Хлопс: "Бентли круче Нивы"...
(продолжения не следует)