Любовь к Добру сынам дворян жгла сердце в снах,
А Герцен спал, не ведая про зло...
Но декабристы разбудили Герцена,
Он недоспал, отсюда всё пошло.

И, ошалев от их поступка дерзкого,
Он поднял страшный на весь мир трезвон,
Чем разбудил случайно Чернышевского,
Не зная сам, что этим сделал он.

А тот со сна, имея нервы слабые,
Стал к топору Россию призывать,
Чем потревожил крепкий сон Желябова,
А тот Перовской не дал всласть поспать.

И захотелось тут же с кем-то драться им,
Идти в народ и не страшиться дыб.
Так родилась в России конспирация:
Большое дело - долгий недосып.

Был царь убит, но мир не зажил заново.
Желябов пал, уснул несладким сном,
Но перед этим побудил Плеханова,
Чтоб тот пошёл совсем другим путём.

Всё обойтись могло с теченьем времени,
В порядок мог втянуться русский быт...
Какая сука разбудила Ленина?
Кому мешало, что ребёнок спит?

На тот вопрос ответа нету точного.
Который год мы ищем зря его...
Три составные части - три источника
Не проясняют здесь нам ничего.

Он стал искать виновных - да найдутся ли?
И будучи спросонья страшно зол,
Он сразу всем устроил революцию,
Чтоб ни один от кары не ушёл.

И с песней шли к Голгофам под знамёнами
Отцы за ним, как в сладкое житьё...
Пусть нам простятся морды полусонные,
Мы дети тех, кто не доспал своё.

Мы спать хотим... И никуда не деться нам
От жажды сна и жажды всех судить...
Ах, декабристы, не будите Герцена!
Нельзя в России никого будить!

Позволил себе подправить и добавить аудио-версию Мирон

О пользе и вреде снобизма
Слова: Т. Шаов
Музыка: Т. Шаов
Исп.: Тимур Шаов

На диване я, как древней грек на травке,
Разбавляю, как Сократ, водой портвейн,
Генри Миллера читаю, Джойса, Кафку,
И снобизм свой, занюханный, лелею.
Денег нет, в стране - бардак, в воде - холера,
На душе - ненужные сомненья.
Лишь портвейн, да музыка Малера
Успокаивают мне пищеваренье.

Богу, братцы, - Богово, ну а снобу - снобово!

Вот сосед - прикинулся банкиром,
Пьет "Клико", к валютным ездит дамам.
Правда, Сартра путает с сортиром,
А Ван-Гога пугает с Ван-Даммом.
И ничуть ему от этого не грустно,
Взял цыган, и на извозчике - к актрисам...
Он не сноб, он просто счастлив безыскусно,
Как ребенок, - тихо счастлив, что пописал.

Засветло встанем, тянем-потянем,
Дедка, бабка, внучка, жучка, котофей -
Вытянуть не можем.

Размышляя об эстетике Матисса,
Погружаюсь в свой экзистенциализм,
Я бы тоже, может, дернул по актрисам,
Да мешают, вишь ты, бедность и снобизм.
Мой снобизм - он как лучик путеводный,
Помогает восприять судьбу, как должно.
Мол, художник - он обязан быть голодным,
Он худой, но гордый, он - художник!

Вот другой сосед, - тот люмпен неприличный,
Бедный Йорик, жертва пьяного зачатья.
Для него Бодлер с борделем идентичны.
Ну а РЕмбо и РембО - родные братья.
Да нехай шумит, не зря же он напился!
Хай ругаэ прэзидента всяко-разно.
Лишь бы он в подъезде не мочился.
Да не лез бы к управленью государством!

Горлица вьется.
Песнь раздается:
"А не лепо ли бяше нам, братья...".
Да ни фига не лепо!

Нувориши тихо хавают омаров,
Маргиналы хлещут горькую заразу:
"Мы гораздо круче Занзибара!"
Государственный снобизм сродни маразму.
Ой вы, гой еси, бояре с государем!
Гой еси вы, вместе с вашим аппаратом!
Доиграетесь - глядишь, приедет барин,
Он рассудит - кто был большим демократом.

Давеча прочел в одной я книге:
Там сказал кому-то раб перед таверной:
"Мы, - говорит, - оглядываясь, видим только фиги!"
Я вперед смотрю - там тоже фиги... Скверно...
Пушкин умер, на жнивье - туман да иней,
Из деревни слышно рэповую песню,
Над седой усталою страны равниной
Гордо реет непонятный буревестник.

Засветло встанем,
Песню затянем:
"Тирли-тирли я гуляла молода,
Пока не помёрла..."

© Тимур Шаов

Он сойдет на безлюдный перрон,
На прощанье кивнув проводнице,
Оживятся вокзальные птицы,
По походке узнав - это он.

Сколько раз через этот вокзал
Он опять к суете возвращался,
Сколько раз там же шумно прощался
И в вечерних огнях отбывал.

Но сегодня никто нас не ждет,
В лужах лед и пока не светает,
И никто на планете не знает,
Где он нынче гостит и живет.

В стылой бане затопим мы печь
И, болтая, налепим пельмени,
И земля свою скорость изменит,
Не давая событиям течь.

Из окна - лес, за лесом поле,
Падает снег на озерную гладь
И еле слышен звон колоколен,
И воскресение, и благодать.

И от белых березовых дров
Станет каменка жаром томиться,
И попробуй поверь, что не снится
Мне cпокойная вязь его слов.

Как же вышло, что не довелось?
Мы ни разу вот так не сидели
И не пили, и песен не пели,
Но сегодня все вдруг удалось.

И подойдут наши пельмени,
Он все расспросит - кто да чего,
А со двора стылая темень
Будет глядеть в наше окно.

И, прощаясь, он двери толкнет,
Разомлевший от пара и водки,
И пойдет потихонечку к лодке,
И домой между звезд поплывет.

А я останусь стоять на ветру -
Босиком в белоснежном исподнем,
Я поехал бы с ним, хоть сегодня,
Но, наверно, пока не могу.

Вот и все. А кому рассказать -
Как в психушке примерить рубашку,
Два стакана и дверь нараспашку,
И опять воскресения ждать...

Из окна - лес, за лесом поле,
Падает снег на озерную гладь.
И еле слышен звон колоколен
И воскресение, и благодать.

1997

Сергей Челобанов - "Незваный гость"

Вот так и живем, не ждем тишины.
Мы юности нашей, как прежде, верны
А сердце, как прежде, горит от того,
Горит от того, что дружба превыше всего.

А годы летят,
Наши годы как птицы летят
И некогда нам оглянуться назад.

И радости встреч, и горечь разлук
Мы все испытали, товарищ и друг
А там, где когда-то влюбленными шли,
Влюбленными шли, деревья теперь подросли.

А годы летят,
Наши годы как птицы летят
И некогда нам оглянуться назад.

Не созданы мы для легких путей
И эта повадка у наших детей:
Мы с ними уходим навстречу ветрам,
Навстречу ветрам.
Вовек не состарится нам!

А годы летят,
Наши годы как птицы летят
И некогда нам оглянуться назад.